О привокзальных гостиницах он имел представление весьма туманное.
— Клопы, блохи… поезда… не знаю, что раздражает сильней… я как-то жил три месяца… искали одного… клиента, который по оным гостиницам отирался. Жертв выглядывал… так бывало чуть заснешь, а за стенкой песню начнут… или поезд какой прибудет…
Себастьян вздохнул, воспоминания эти вызвали внеочередной приступ ностальгии, от которой стало тяжко в груди и спина засвербела.
Он даже наклонился, прижался к могучему стволу вяза и почесался.
— А если бы… — не оставил свое королевич.
— Если бы не сбежала за две недели? — Себастьян чесался о вяз, но зуд не стихал. Напротив, с каждой секундой он креп, будто под кожу Себастьяну сыпанули крошек.
Что это с ним?
— Тогда б я признался.
Он встал и, стащив рубашку, позволил крыльям появиться.
Стало легче.
Немного.
— И если бы она меня не убила, женился б не глядя.
— Ты ее не любишь.
— И что? Ты вон любишь, а толку-то…
Не следовало заговаривать на эту тему, поскольку Матеуш разом помрачнел, видать, вспомнив и о невесте своей, которая того и гляди с посольством заявится, чтобы раз и навсегда положить конец привольной жизни королевича, и о Тиане Белопольской… с нею Его Высочество не был готов расстаться. Упрямство его донельзя огорчало, что матушку, проникшуюся к Тиане искренней нелюбовью, что отца, куда более благорасположенного, но тем не менее, в первую очередь заботившегося о благе государственном. А Тиана с ее козой этому благу грозила воспрепятствовать.
Королевские проблемы Матеуша угнетали, ввергая в бездну тоски.
А в перспективе и вовсе ссылкой грозились.
От печальных мыслей, как это случалось во все прежние дни, вновь отвлек Себастьян.
— Слушай, Матеуш, у тебя с собой ножа нет?
— Ножа? — королевич явно удивился. Нож у него был. И даже два. Метательные, спрятанные в рукавах. Один с ядом, другой — с проклятьем смертельным.
— Кортика. Шпаги на худой конец. Чего-нибудь…
— А тебе зачем?
— Почесаться…
Матеуш ножи отверг, князь, конечно, из метаморфов, так и королевские ведьмаки с алхимиками вкупе не даром хлеб едят.
А Себастьяну становилось хуже.
На коже проступала чешуя, и Себастьян с удивлением осознал, что не способен контролировать это превращение. Да и зуд не стихал.
Королевич же молча протянул стилет с королевским гербом на рукояти. Трехгранный клинок был узким и в достаточной мере острым, чтобы ощущать его через плотную чешую.
— А плечи почешешь?
— А больше тебе ничего не надо? — с подозрением осведомился Его Высочество.
— Еще спинку… не дотянусь…
Пробившиеся клыки делали речь невнятной, и Себастьян замолчал.
Приворотное?
Он ничего не пил и не ел, да и Эльвира не похожа на тех дурочек, которые с приворотами балуются… она выглядела такой очаровательно милой.
Серьезной.
И Себастьяну весьма импонировала ее целеустремленность…
Но все-таки…
Спина чесалась.
И крылья.
И даже хвост, который нервно елозил по мостовой, оставляя на камне длинные царапины. Себ испытывал преогромное желание упасть на землю, покатиться…
Не хватало еще.
Навоз тут, конечно, убирают, но все ж не дело это, цельному ненаследному князю на земле валяться. Только подумал, как зуд исчез.
А с ним и чешуя.
Крылья же безвольно обвисли, и королевский кортик из руки выпал.
— И что это было? — осведомился Матеуш, кортик подбирая.
— Понятия не имею, — честно признал Себастьян. — Но… полагаю, пока не разберусь, нам лучше не встречаться. А то мало ли…
Луна ухмылялась.
И в желтоватом свете ее лицо королевича сделалось еще более некрасивым. Матеуш скривился, точно собираясь расплакаться, но все ж сдержанно кивнул.
— Спасибо.
— Та не за что, — Себастьян неловко поднялся. Им овладела престранная слабость. Неимоверно хотелось спать, можно — прямо здесь, у корней дерева… Он тряхнул головой, силясь освободиться от наваждения. — Разберусь и тогда… продолжим… надо же мне невесту подыскать…
— Зачем?
— А почему нет? — чтобы не упасть, Себастьян оперся на вяз. — Лихо вон женат… счастлив… чем я хуже?
— Ну… — королевич печально усмехнулся. — Женат — это не всегда означает счастлив. Возьми.
Он стянул с пальца перстень — печатку.
— Ежели вдруг… можешь действовать моим именем.
Перстень Матеуш положил на землю и отступил на два шага.
— Да и в самом-то деле, в отпуск бы тебе, князь…
Он сделал еще шаг и растворился в сумерках. Себастьян моргнул и потер сонные глаза кулаком… был королевич… не было королевича… ну да, естественно, что без охраны он из дворца не выйдет… после прошлогоднего-то приключения к вопросам собственной безопасности Матеуш стал относиться куда серьезней, нежели прежде.
От и ладно.
До королевских проблем Себастьяну дела нет. С собственными разобраться бы.
Он наклонился, с немалым трудом, странная слабость не отступала, и Себастьян вдруг ощутил себя неимоверно старым, если не сказать — древним. Заныли суставы, и мышцы, и старые шрамы, которые, казалось, затянулись без следа.
Что за…
Он упал на четвереньки и затряс головой.
Не выходило избавиться…
Себ стиснул зубы и потянулся к перстню. И дотянулся. И поймал, сдавил в кулаке, а в следующий миг едва сдержался, чтобы не закричать. От перстня полыхнуло жаром.
И жар этот, прокатившись по крови, избавил от слабости.
— Вот значит как, — сказал Себастьян сам себе, когда сумел вновь говорить. И на этих словах его вывернуло. И выворачивало долго, болезненно, внутренности горели, и горло драло, а после на мостовую вывалился волосяной ком.